Прямо с Уржумки Сережа и Саня побежали за город, в Солдатский лес, который начинался сразу же за Казанской улицей.
В лесу Сережа снял с себя рубашку, и они начали собирать в нее шишки. Из шишек и сухих сосновых веток развели большой костер. Над костром вился сизый пахучий дым, а внизу под ветками громко трещало.
— А теперь давай прыгать, — сказал Сережа и, разбежавшись, перепрыгнул через костер.
Санька тоже прыгнул через огонь, да так, что на нем чуть не загорелись штаны.
— Мне прыгать трудновато, у меня ноги длинные, мешают, — пробормотал он, оправдываясь.
— Прыгай еще, — предложил Сережа.
— Не хочется.
Домой они вернулись к обеду. Бабушка в этот день нажарила ржаных лепешек, которые пекла обычно только по большим праздникам.
В сумерках мальчики играли на улице под окнами в разные игры, и Сережа даже забыл, что придется возвращаться в приют.
Но вот наступил вечер. На улице совсем стемнело и стало прохладно. Бабушка раскрыла окно и ласково сказала:
— Сереженька, а нам пора в приют итти.
Опять в приют! В приют, где дерутся мальчишки и фискалят друг на друга, где ставят на колени, где кусаются клопы…
Ему захотелось зареветь, но он удержался от слез, потому что у ворот стояли мальчишки.
Сережа съежился, засопел носом и боком пошел с улицы во двор, загребая по дороге пыль своими тяжелыми сапогами.
В одно осеннее утро, когда приютские кончили завтракать, Юлия Константиновна вошла в столовую и сказала:
— Ну, дети! Завтра вы пойдете учиться в школу.
— В школу! — зашумели и загалдели ребята. Один из мальчиков схватил ложку и стал стучать ею по столу. Всем надоела приютская жизнь, а в школе будет что-то новое.
В это утро ребята молились кое-как. Дежурный молитву читал так быстро, что даже стал заикаться.
После молитвы приютские собрались в кучу. Разговор у всех был один и тот же — о школе.
Те, кто уже в прошлом году ходил в школу, рассказывали другим про занятия, про переменки и про учителя Сократа Ивановича, который всегда чихал и называл школьников «зябликами». А те ребята, которые должны были пойти в школу в первый раз, расспрашивали, дают ли приютским на руки тетрадки и удается ли им иной раз после школы хоть немного побегать по улице.
— А новеньких в школу поведут? — спрашивал Сережа то у одного, то у другого из приютских.
— Сам пойдешь! Школа-то рядом, только дорогу перебежать, — засмеялся Васька Новогодов.
— А учитель не дерется? — спросила черненькая косая девочка с испуганным лицом.
— Меня не тронет, а ты — косой заяц, тебя станет лупить! — крикнул Васька.
— А может, тебя самого из школы прогонят!
— Что? Что? Меня прогонят из школы? Как бы не так! — закричал Васька и щелкнул кого-то из ребят по лбу.
— Юлия Константиновна, Юлия Константиновна! Васька опять дерется! закричали ребята.
Васька успел дать несколько тумаков двум маленьким девочкам и ударил по голове мальчика с завязанной щекой.
На шум в комнату торопливо вошла Юлия Константиновна.
— Опять?! — сказала она строго и показала пальцем на дверь, которая вела в столовую.
— Ладно уж, — крякнул Васька и, засунув руки в карманы, пошел становиться на колени.
Начальница, не торопясь, пошла за ним.
— Юлия Константиновна! — бросился Сережа вдогонку. — А вы не знаете, меня в школу возьмут?..
— Как же, обязательно возьмут, — сказала Юлия Константиновна не оборачиваясь.
Сережа от радости скатился кубарем с лестницы, выбежал на двор и чуть не сбил с ног рыжего Пашку, который тащил из кухни помойное ведро.
— Пашка! Завтра в школу пойду!
— Подумаешь, невидаль! — заворчал Пашка. — Несется глаза вылупя, а тут человек помои тащит.
В глубине двора, возле сарая пять маленьких приютских девочек, держась за руки, топтались в хороводе и пели унылыми голосами любимую песню Юлии Константиновны:
Там вдали за рекой
Раздается порой:
Ку-ку! ку-ку!
Сережа с разгона так и врезался в хоровод.
Девочки завизжали и бросились врассыпную.
Сережа с минуту постоял в раздумье и повернул к воротам.
А что если сейчас побежать домой и рассказать всё Саньке? Дом близко, рукой подать. Можно успеть до обеда вернуться обратно. Никто ничего не заметит. Сережа распахнул калитку, выскочил за ворота — и налетел прямо на дворника Палладия.
— Ты это куда же, земляк, собрался? А? — удивился Палладий, поворачивая к Сереже рыжую бороду.
Сережа ничего не ответил дворнику и, поглядев на него исподлобья, молча вернулся во двор. Придется, видно, ждать до воскресенья. Раньше никак не убежишь!
Ночью ребята шевелились и ворочались больше, чем всегда. Сережа просыпался раза три — он всё боялся, что проспит и приютские без него уйдут в школу.
Последний раз, когда он проснулся, никак нельзя было разобрать — вечер это или уже утро. За окошком было темно, и внизу на кухне не хлопали дверью. Значит, еще ночь. Сережа высунулся из-под одеяла.
— Ты чего не спишь? — вдруг спросил его с соседней койки рыжий Пашка. Голос у него был хриплый, — видно, он тоже только что проснулся.
— А ты чего? — спросил Сережа и, натянув на голову одеяло, оставил сбоку маленькую щелочку, в которую и стал разглядывать спальню.
Скоро на соседних койках завозились и зашептались приютские.
— Вставать пора! — сказал кто-то из ребят, и все разом принялись одеваться.
Когда Дарья пришла будить детей, они были уже одеты.
— Эку рань поднялись, беспокойные! — проворчала Дарья и вышла из спальни.