— А если уроки хорошо учить?
— Не знаю, — помотал головой Саня и, оглядевшись по сторонам, добавил таинственным шопотом: — Завтра я к крамольникам пойду.
— Зачем?
— Они меня будут в реальное готовить. Они ведь ученые — студенты. За меня хлопотала библиотекарша — она их знакомая, а мать ей белье стирает.
— А меня возьмешь к ним? — спросил Сережа.
— Как-нибудь возьму, — пообещал Саня.
— Ты когда к ним пойдешь, так погляди хорошенько, как у них там всё, попросил Сережа.
— Ладно, — согласился Санька и стал считать по пальцам все предметы, по которым ему придется готовиться.
Санька загнул пять пальцев на одной руке и два на другой.
— Закон, русский, арифметика, естествоведение, география и рисование, да еще устный русский и письменный русский… Пропадешь!
— А сколько в УГУ уроков? — спросил Сережа.
— Тоже хватит, — сказал Санька и начал рассказывать про УГУ такие страсти, что Сережа не знал, верить или нет. По словам Сани, директор, Алексей Михайлович Костров, был злой, как лютый зверь: чуть что — он щипал ребят, бил их линейкой и таскал за волосы.
— А тебя драл? — спросил Сережа.
— Драл. Один раз за волосы, два раза линейкой.
— А если уроки хорошо готовить?
— Ну, тогда не так дерется, а всё-таки попадает.
В следующее воскресенье Саня встретил Сергея на углу Буйской и Воскресенской.
— У крамольников был, — сказал Саня шопотом и так подмигнул глазом, что у Сережи захватило дух.
Мальчики побежали во двор и уселись на бревне под навесом сарая. Саня наклонился к Сереже и зашептал ему что-то на ухо.
— Ничего не слышу, говори громче, — рассердился Сережа.
Саня огляделся по сторонам и начал вполголоса рассказывать о крамольниках.
Сережа узнал, что самого главного крамольника зовут Дмитрий Спиридонович Мавромати; он-то и занимается с Саней.
Заниматься с крамольником не очень страшно. Дмитрий Спиридонович не дерется и не кричит, как директор Костров, только если неверно ответишь ему, он начинает постукивать по столу карандашиком. Сидит и стучит себе: тук, тук, тук. До тех пор стучать не перестанет, пока не поправишься или вовсе не замолчишь. А когда диктант пишешь, он не стоит над душой сзади, а ходит по комнате. И задачки все Дмитрий Спиридонович из головы выдумывает.
В задачнике задачки скучные: то про воду — сколько ведер воды из одного водоема в другой перелили, то про пешеходов — сколько верст они из одного города в другой прошли, а вот у крамольника задачки особенные. Первую задачу он выдумал про рыбу — сколько рыбы поймали рыбаки неводом и сколько денег за нее выручили? Всех рыб учитель по именам называл. Сколько плотвы, сколько щук, сколько окуней, сколько налимов. Вторая задача была еще лучше — про табун лошадей. Надо было сосчитать, сколько гнедых, пегих, вороных, серых, караковых, чалых, белых. Здорово интересно!
С виду Дмитрий Спиридонович на всех других крамольников похож: длинные волосы и очки носит, только очки безо всякого ободка, одни стеклышки на шнурочке.
— У нашей Юлии Константиновны очки тоже на черной веревочке, только в ободке, — сказал Сергей, а потом попросил Саню рассказать, что делают крамольники у себя дома.
— Книжки читают, а один крамольник себе рубашку зашивал, — ответил Саня и стал торопливо рассказывать, как после занятий новый учитель позвал его пить чай. Чай они пили с белыми баранками. Кроме Дмитрия Спиридоновича, было там еще три крамольника: один высокий, с кудрявыми волосами, второй бородатый, — кажется, сердитый, а третий с завязанной шеей. Разливала чай женщина, тоже крамольница. Ее все называли «панна Мария». На ней была мужская косоворотка с белыми пуговицами, подпоясанная ремнем, а волосы были подстрижены и причесаны назад, как у Дмитрия Спиридоновича.
— А еще чего видел? — спросил Сергей.
— Всё! — отрезал Санька и замолчал.
Ему нечего было больше рассказывать.
По правде сказать, он был не слишком доволен крамольниками, он ожидал, что увидит что-нибудь особенное — не такое, как у всех уржумцев, а у них было всё самое обыкновенное: и старый самовар с погнутой конфоркой, и чайные чашки с голубыми цветочками, и стеклянная пузатая сахарница. И сидят крамольники на обыкновенных табуретках и спят на узких железных кроватях под стегаными ватными одеялами. А на окошках у них растут в горшках фикусы и дерево столетник, как у бабушки Маланьи.
— Врут про них, — сказал, помолчав, Саня.
— Кто?
— Да все уржумские. Говорят, что крамольники антихристы, ничего не боятся и что у них дома бомбы и пистолеты, чтобы царя убивать, а я ничего такого не видал.
— А зачем врут?
— Затем, чтобы народ стращать, — сказал Санька. Потом подумал и прибавил: — А кто их знает, — может, и правду говорят? Может, они, крамольники, хитрые и нарочно всё припрятали, когда я пришел. Кто их знает!
Осенью 1897 года Саню повезли в Вятку, в реальное училище, а Сережа начал учиться в УГУ.
В первый же день, придя в школу на молебен, Сережа увидел страшного и сердитого директора Кострова, о котором ему рассказывал Саня.
Молебен должен был начаться в девять часов в зале, во втором этаже. Зал был совершенно пуст. Только вдоль стен стояли стулья, а против двери красовался большой, во весь рост, портрет царя в золоченой раме. Справа и слева от царя висели картины безо всяких рам. На одной были нарисованы перистые яркозеленые деревья, а среди них распластался на земле тигр; на ветках деревьев сидели оранжевые обезьяны; из круглого синего озера высовывал зубастую пасть крокодил. Картина называлась «тропический лес».