Новички, ошеломленные и растерявшиеся, жались к стенам и окнам. Среди них был и Сергей. Он с любопытством разглядывал ребят, своих будущих товарищей.
«Вот тот, наверное, тоже новичок. Один ходит. А тот уж, конечно, не первый год в училище — всех задевает, со всеми перекликается».
И вдруг Сергей заметил среди ребят одного паренька, который стоял у противоположной стены, заложив руки за спину.
Паренек ничем не отличался от других ребят. Худенький, остроносый, он терялся в толпе стриженых мальчиков в одинаковых темных рубашках.
Но Сергей не сводил с него глаз и не столько с него самого, сколько с медной пряжки его ремня. На пряжке были вырезаны три буквы: У.Г.У. Эти буквы были Сергею так хорошо знакомы. Четыре года носил он ремень с точно такой же пряжкой, когда учился в Уржумском городском училище. Сергей с минуту еще подумал, а потом двинулся прямо на парнишку.
— Ты разве тоже в УГУ учился? — спросил он.
— Учился, — ответил тот озадаченно.
— А отчего ж я тебя никогда не видел?
— И я тебя никогда не видел.
— Ты в этом году кончил? — спросил Сергей.
— В этом.
Сергей с сомнением покачал головой.
— Нет, у нас в Уржуме таких не было.
— А разве я тебе говорил, что я из Уржума? Я из Уфы. УГУ — Уфимское городское училище.
— Так бы спервоначалу и сказал, — засмеялся Сергей.
Остроносый тоже рассмеялся.
С этого дня у Сергея с парнишкой началось знакомство, а потом и дружба.
Звали остроносого Асеевым. Жил он на Рыбнорядской улице вместе со своим товарищем Яковлевым, который тоже вскоре стал приятелем Сергея, и в классе их даже прозвали «неразлучная троица».
Казанское промышленное училище потому и называлось соединенным, что в нем было не одно, а целых четыре технических училища: одно среднее химико-техническое и три низших — механико-техническое, химико-техническое и строительно-техническое.
Сюда съезжалась молодежь со всех концов страны. В длинных полутемных коридорах училища можно было услышать окающую речь северян, певучую украинцев и гортанную кавказцев.
Таких училищ было только два на всю огромную Россию, и, хотя училище было открыто всего за три года до поступления Сергея, молодежь о нем уже знала даже в далеких медвежьих углах.
Поступить в Казанское промышленное было нелегко: желающих были сотни, а попадали десятки.
Тяга в училище была такая потому, что в нем имелись механические и строительные мастерские. Заодно с учением можно было здесь и практику получить. А со второго курса учеников промышленного училища посылали уже на заводы и на фабрики.
В низшем техническом училище, куда поступил Сергей, нужно было учиться три года, и принимались сюда даже из сельской двухклассной школы, так что Сергей, окончивший и приходское и городское четырехклассное, был среди своих товарищей одним из первых грамотеев.
В среднем требования были повыше — туда принимали из четвертого класса реального или из пятого класса гимназии, и учиться в среднем нужно было на год больше, чем в низшем. Здание Казанского соединенного училища было большое кирпичное и занимало чуть ли не целую улицу, — только улицы здесь никакой не было. Училище стояло за городом, а адрес его был короткий: «Арское поле, свой дом».
Тут же, на Арском поле, помещались духовная академия, ветеринарный институт и крещено-татарская школа. Когда толпы учащихся высыпали черной лавиной из дверей академии, института и промышленного, здесь было даже шумнее, чем на иных улицах города.
И всё-таки это был не город.
Весной в оврагах и в канавах у дороги долго не таял снег, а над кладбищем с криком носились грачи, устраивая себе гнезда.
Да разве можно было расслышать этот птичий гомон, когда внизу спорили, шумели, распевали на разные голоса будущие механики, чертежники, строительные десятники, машинисты и заводские мастера!
Учеников среднего училища можно было отличить от всех прочих с первого взгляда. На их черных фуражках, воротниках и обшлагах были синие канты.
«Низшим» кантов не полагалось — ни на фуражках, ни на тужурках.
И если какой-нибудь франт из «низших» не мог устоять от соблазна и заводил себе фуражку с синим кантом, то такая вольность могла обойтись дорого.
В кабинете у инспектора Широкова в углу стоял шкаф, и в этом шкафу на полках лежали рядом, как в шапочной мастерской, целые дюжины фуражек с кантами. Эти фуражки инспектор собственноручно снял с повинных голов. За франтовство ученикам приходилось расплачиваться двумя часами карцера да еще покупать новую фуражку.
Но различие между «средними» и «низшими» было не в одних кантах. После окончания школы их ожидала разная судьба. «Средние» готовились в техники, чуть что не в инженеры, а «низшим» редко удавалось прыгнуть выше десятника, мастера или машиниста.
И притом министерство народного просвещения не разрешало ученикам низшего технического училища переходить в среднее, даже если они кончили на круглые пятерки.
Но всё это не мешало «средним» и «низшим» жить между собой довольно дружно. Ни правами своими, ни кантами «средние» не слишком гордились. Одним только преимуществом они непрочь были похвастаться перед «низшими»: им разрешалось курить даже в училищных коридорах, а «низшим» курить не разрешалось.
В остальном же дисциплина для тех и других была одинаково строгая. Инспектор Широков одинаково распекал и наказывал ученика с кантами и ученика без кантов за малейшее нарушение училищного распорядка. Наказания назывались здесь «взысканиями», и в канцелярии в рамке под стеклом висела таблица с длинным и грозным заголовком: